«Фанатики!» – скажете вы. Ну... где-то, может быть, вы и правы. Только... Кто, как не такие же «фанатики», стояли у разъезда Дубосеково? Или немного раньше при Бородино? Или еще раньше, при Петьке Первом под Полтавой? Или совсем уж давно, на Чудском и Ладожском озерах? Ну! Скажите, что такой фанатизм – это психическое заболевание... И сами тут же надевайте на себя смирительную рубашенцию. Потому что такое «сумасшествие» всегда было в чести.
А снайперы...
Это элита среди тех «сумасшедших», которые подставляют свои головы под вражьи пули. И элитность их в том, что они готовы, морально готовы (!), первыми принять те пули в свои лбы. И еще!.. Они умеют ждать! Чего угодно, где придется и столько, сколько нужно. И не только чужой пули посреди своего лба, но и... Той «цели», на которую ему сказали «Фас!»...
Ожидание... Вы знаете, что такое ожидание?
Нет ничего тягостнее. А под палящим солнцем, на раскаленных до состояния сковороды камнях или земле да плюс разреженный, как из духовки, опаляющий воздух высокогорья – ведь Африка довольно высокогорный континент, вразрез бытующему мнению европейских обывателей. Все это превращает ожидание в многочасовую пытку даже для многоопытных, проверенных не единожды бойцов.
Но...
Что такое разведчик-диверсант? Да по той роли, что в его жизни или смерти играет ожидание, – только он, в воинских профессиях, и сравним со снайпером. Но вот работа у разведчика-диверсанта немного иная. Он живет на войне по принципу Юлия Цезаря, только наоборот: «Тихо пришел, тихо нагадил и тихо отвалил». И если он напоролся на открытое боестолкновение с противником, то это может означать только то, что он недостаточно профессионален – его дело диверсия, а не бой! И поджидать своего противника ему нет никакой нужды!
А вот снайперу порой приходится часами, а то и сутками ждать своего права на выстрел. На тот единственный порой выстрел, от которого зачастую зависит и его собственная жизнь. И это вам не то что в минутном бою стрелок-пехотинец – отстрелял пару десятков патронов и отвалил в кусты или за дерево. В укрытие, короче говоря! И «растворился» среди камней или в «зеленке».
Он, снайпер, становится Снайпером только тогда, когда умеет не просто метко стрелять в цель типа «белке в глаз», потому что каждый снайпер – это классный стрелок, но не каждый классный стрелок – снайпер, и такие гибли «пачками», к сожалению. Снайперами такие «Робин Гуды» становятся только тогда, когда начинают уметь контролировать свои эмоции, находясь в «лежке» или в «гнезде», даже в самой «пиковой» ситуации, когда кажется, что все зря, когда кажется, что тебя прямо сейчас найдут и будут судить «судом Линча». Засада снайпера – это высший воинский пилотаж, и никто не сможет поспорить с этим, если знает, о чем идет речь.
Засада...
Превратись в камень, в куст, в пень и замри. По нужде – под себя, в штаны. Не подтираясь. В засаде, даже если гусеница заползла в нос, то пролетающая мимо, по своим делам, муха должна слышать только, как ползет по траве подруга первой гусеницы, чтобы заползти во вторую ноздрю. Лежи и жди своего часа и думай о том, что где-то может лежать такой же, как и ты, «профессионал оптического прицела», но... «по ту сторону баррикады». И ему будет за счастье «отоварить» тебя пулькой калибра 7,62 «мэмэ» прямо посредине лба, ну, или через твою же «оптику» в глаз – такая дуэль даже среди снайперов считается высшим пилотажем.
Питон был из тех профессионалов своего дела, такой «квалификации», что ему удалось пройти со своей винтовочкой не просто огонь, воду и медные трубы, а еще и выжить во всем этом говне!
Питон... Витька Попа (с ударением на «а»!) был одним из лучших, одним из уникальнейших снайперов «своего времени».
И хоть у них с Андреем и была «одна школа» этого непростого ремесла, и увольняли их из Советской Армии, каждого в свое время, в одинаковых званиях – капитан, но Виктор был постарше, и опыта у него было лет на пять побольше. Поэтому и был он для Андрея непререкаемым авторитетом.
– ...Питон! Мать твою! – Андрей не отставал от Виктора и тоже тискал его по-медвежьи в своих объятиях. – Ты-то здесь каким макаром нарисовался? Кого-кого, а тебя встретить не ожидал!
– Паук вызвал! Прямо в 4 утра позвонил! Ну, я и рванул в Абажель – сколько тут ехать?! В машину прыгнул, два часа езды, и я на КПП! А когда оказалось, что и ты подтянешься вечером и тебя надо встретить с поезда, то я сам на такое дело и напросился! И Паук не возражал!
– Ясно! – Андрей взглянул на часы. – 17.10... Ну что? Поехали помаленьку? Хотя можно особенно не торопиться – до посиделок в штабе еще около трех часов.
– Поехали, ком, че время-то зря терять!
Они уселись в просторный «Хаммер» и тронулись с места.
– Там пакет лежит, Андрюха, на задней сидушке, – проговорил Питон. – Твоя форма. Ты давай, пока едем, перебирайся, наверное, назад и переоденься, чтобы потом, на КПП, меньше вопросов было.
– Добро!
Через пять минут на заднем сиденье джипа уже сидел бравый капитан в новеньком камуфляже с солидным набором орденских планок на левой груди.
– О! Вот это я уже понимаю! А то приехал как натуральная одесская шпана – в джинсиках и ветровочке. Теперь хоть посмотреть приятно глазу.
Они оба улыбнулись и замолчали, закуривая сигареты.
– Ты как, командир, надолго вернулся?
– А ты?
Виктор посмотрел за окно:
– Ты же знаешь... Я еще после Косово, летом 2000-го на пенсию ушел. Устал. Да и сколько можно? Хочется пожить спокойно. Я, если честно, и сейчас не вернулся бы. Только...
– Что?
– ...Если бы кто другой позвонил, пусть даже Скорпион, я бы не приехал!
– Скорпион... Скорпион уже давно в подполковниках ходит! Франтишек-то наш, Дворжецки!..
– Уже полковник! После Афгана повысили. Я его уже видел сегодня.
– Скоро, глядишь, и в генералы выйдет.
– Все равно не поехал бы! Но позвонил сам Паук.
– Вот и я точно так же, как и ты. Если бы кто другой, а так сам Жерарди. Ему отказывать стыдно! Да еще он сказал, что ты тоже «призван». Я и понял, что что-то серьезное заворачивается.
– Серьезнее некуда, Андрюха! Только я тебе ничего пока говорить не буду, чтобы «не испортить аппетит». Все вечером на инструктаже узнаешь! Точно, достоверно и из первых рук!
– Добро! А как там наши пацаны? Что-то про них слышал, знаешь?
Питон улыбнулся хитро:
– А ты кого конкретно имеешь в виду или про весь взвод спрашиваешь?
– Да и конкретно, и в общем. Я же тогда, в декабре, из Кабула как уехал, так и все. Девять месяцев вообще никому не звонил. Вообще думал, что сдохну. Да и хотелось, если честно.
– М-да... Слышал я про Мари. Жаль ее. Глупая смерть.
– А смерть, Витек, умная и не бывает! Она, сука, всегда глупая. Короче, сорвался я тогда в штопор. Бухал по-черному в одиночку. А потом... Потом остановился. Даже пацана соорудил. Должен родиться через месяц. Так что... Я, наверное, все – последняя командировочка.
– Да и я тоже.
– Так что там с пацанами нашими?
– А вот ты у них сам и спросишь через десять минут!
– Взвод здесь? Не на Корсике?
– Ты ж сам сказал, что каша серьезная заварилась. Здесь они! В 9 утра прилетели на «транспортнике». Все только тебя и ждут! Хотели, было дело, вообще всем гамузом на станцию ехать! Хорошо хоть Пашка наш, Стар, пацанов остановил: «Ждите здесь! Мы в армии, а не на прогулке!» Щас всех увидишь!
...Напрочь затисканный в объятиях своих старых друзей и совершенно счастливый от этого, в 19.50 Андрей, с блуждающей на лице улыбкой, подходил к штабу. Сегодня, который уже раз, состоялось «возвращение блудного сына». Да! Это была его семья, его братья, а генерал Жерарди, с которым встреча еще только предстояла, был строгим, но мудрым и заботливым отцом.
И этот отец, увидев Андрея на пороге своего кабинета, подошел к нему, крепко пожал руку и тихо произнес:
– Спасибо.
– За что, мон женераль?